Индии в Институте востоковедения АН СССР. При этом сам факт возвращения Юрия на родину говорит не только об усилиях семьи Рерихов (с 1947 года пытавшихся добиться репатриации), но и о политическом сближении Индии и СССР, особенно ускорившемся в пятидесятые.
По мере распада колониальной системы и появления новых независимых государств в Азии, Африке и Америке, «третий мир» (понимаемый как еще одна арена борьбы между социализмом и капитализмом) становится одним из важнейших направлений советской экспансии: СССР старается укреплять отношения с развивающимися странами, оказывает им обширную экономическую помощь, охотно продает оружие, обучает специалистов и т. д. В пятидесятые годы символом такого экспансионизма станет поддержка Советским Союзом Египта и участие в строительстве Асуанской ГЭС, в шестидесятые внимание окажется приковано к Кубе; однако все это время чрезвычайно важным партнером остается и молодая республика Индия. В 1955 году в Москву приезжает премьер-министр Индии Джавахарлал Неру, а Хрущёв и Булганин посещают Дели, тогда же начинается совместное советско-индийское строительство огромного металлургического завода в Бхилаи [384]. Культура Индии становится все более популярна среди советских граждан: в кинотеатрах идут фильмы с Раджем Капуром, в Гослитиздате печатается восьмитомное собрание сочинений Рабиндраната Тагора, поэт Алексей Сурков сочиняет песни о советско-индийской дружбе («Миру мир! К высокой цели / Нас зовут Москва и Дели. / И летит из края в край: – / Хинди, руси – бхай, бхай!») [385], а писатель Лазарь Лагин вставляет в новую, оттепельную редакцию «Старика Хоттабыча» эпизод с восторженным чествованием индийцами советского пионера [386].
Юрий Рерих, хотя и рассказывал о снежном человеке, не стал союзником Поршнева в «борьбе за троглодитов» (еще одно название неандертальцев). У него совершенно другой круг общения (он работает с Александром Пятигорским, редактирует переводы Владимира Топорова, беседует со Львом Гумилёвым) и совершенно другие цели – создание советской тибетологии, преподавание санскрита, подготовка тибетско-русско-английского словаря. И кроме того – популяризация творчества родителей: живописного (в апреле 1958 года в Москве открывается первая в СССР выставка картин Николая Рериха) и философского (именно от Юрия Рериха московская интеллигенция узнает об учении Живой этики или агни-йоге [387]).
Не здесь ли находятся истоки позднейшей советской моды на йогу?
Рассказы Юрия Рериха наверняка вдохновляли его собеседников, а сама агни-йога предлагала красочную, необычную и вместе с тем целостную картину мира, вполне способную захватить воображение. Кроме того, в 1959 году в СССР из Харбина возвращаются Борис Абрамов и Наталья Спирина – ближайшие ученики Николая и Елены Рерихов и неутомимые апостолы Живой этики; круг заинтересованных людей, сложившийся вокруг Абрамова и Спириной в Новосибирске, на долгие годы станет неформальным центром агни-йоги в СССР [388]. Чуть раньше, в 1956 году, выходит первый за всю советскую историю перевод «Бхагавад-гиты» (знаменитой книги, в которой, среди прочего, подробно описываются различные направления древнеиндийской йоги), выполненный нейрохирургом и санскритологом Борисом Смирновым, живущим в Ашхабаде [389]. Перевод будет высоко оценен Юрием Рерихом [390], а чтение «Бхагавад-гиты» на русском языке станет важнейшей практикой многих советских адептов йоги.
И тем не менее в масштабах огромной страны влияние Юрия Рериха, Бориса Абрамова и Бориса Смирнова было скромным: их рассуждения о йоге распространялись среди очень небольшого количества интеллектуалов, широким же массам населения в конце пятидесятых годов изощренные тексты «Бхагавад-гиты» и Живой этики были попросту недоступны.
Проникновение йоги в умы и сердца советских людей шло совсем другими путями.
В июле 1957 года, накануне открытия VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, популярнейший журнал «Знание – сила» публикует статью Елены Сапариной, где рассказывается о визите советского руководства в дружественную Индию и приводятся совершенно невероятные истории о йогах: один из йогов был закопан на несколько часов под землю и остался жив, второй легко выдерживал вес грузовой машины, а третий втягивал живот с такой силой, «что сквозь брюшную полость свободно прощупывался позвоночник» [391]. Многие тысячи советских читателей впервые узнаю́т, что гимнастика йогов представляет собой не столько упражнения, сколько неподвижные позы (асаны), что йоги уделяют огромное внимание вопросам дыхания, а по утрам «делают несколько глотков холодной воды через нос» [392]. Сапарина объясняет, что бывшая когда-то «идеалистической философией», теперь йога понимается как метод «дисциплинирования, тренировки тела», что ее преподают в индийской Национальной академии обороны, что ее практикует сам Джавахарлал Неру, что в фильме «Господин 420» можно увидеть стоящего на голове (в «ширшасане») Раджа Капура и т. д. [393]. В конце концов йога оказывается прекрасным поводом вспомнить о том, что любая мистика и любые чудеса должны быть объяснены с материалистических, научных позиций:
Мы слишком мало знаем о практической стороне «физкультуры» йогов, чтобы суметь научно объяснить с точки зрения физиологии, почему возможны такие «чудеса» и какими путями их тренировка – в основном спокойная, неутомительная, казалось бы, «слабая» – дает такие неожиданные результаты. Несомненно, физическая подготовка йогов представляет громадный интерес для ученых, так как ясно свидетельствует о поистине неисчерпаемых возможностях человеческого организма [394].
Статья Сапариной, хотя и вызвала повышенный интерес читателей, все же представляла йогу экзотической, далекой от советской жизни практикой. Но уже в мае 1958 года в журнале «Знание – сила» выходит очерк преподавателя пения Ивана Евтеева-Вольского под красноречивым названием «Я занимаюсь по системе йогов». Семидесятидвухлетний мужчина начинает с упоминания чудовищных проблем со здоровьем (артрит шейных позвонков, шесть воспалений легких, пневмосклероз, туберкулез, два инфаркта и т. д.), достигших апогея к 1946 году («мне в ночь по четыре раза вводили камфару» [395]) и, казалось бы, не оставивших ему никаких шансов на полноценную жизнь. На помощь пришла йога, понятая Евтеевым-Вольским не как мистическое учение, но как система оздоровления организма («И вот, находясь в таком болезненном состоянии, я познакомился с книгой индуса Рамачараки “Хатха-йога” – учением йогов о физическом здоровье» [396]); автор статьи, по собственному признанию, занимается йогой одиннадцать лет, мышечно «очень окреп», сохраняет активность и работоспособность [397].
Евтеев-Вольский описывает физические и дыхательные упражнения йоги; в этом же номере помещен благосклонный комментарий его лечащего врача Юрия Харина («Евтеев-Вольский каждодневно пользовался физкультурой йогов, что, несомненно, принесло ему существенную пользу» [398]), а также иллюстрированный обзор «Секрет физкультуры йогов», включающий описание «полного дыхания» и целого ряда динамических упражнений [399].
Причудливое словосочетание «физкультура йогов» указывает на некую развилку в советском понимании йоги – и на то направление движения, которое было в итоге выбрано: йога как философская система практически неизвестна населению СССР, зато йога в качестве экзотической гимнастики, укрепляющей и оздоровляющей тело, вызывает все больший интерес.
